МОЯ ПОЗИЦИЯ. Александр Барановский: «Врач должен давать надежду даже безнадежному пациенту»
Заведующий нейрохирургическим отделением 5-й городской клинической больницы, главный внештатный нейрохирург столицы рассказал корреспонденту агентства «Минск-Новости» о коллегах, взаимоотношениях с пациентами и чудесных исцелениях.
— Александр Евгеньевич, некоторые пациенты мыслят так: нашли опухоль в голове — считай, конец…
— Сказать, откуда появилось такое мнение? Когда становление нейрохирургии в нашей стране только начиналось, профессор Эфраим Исаакович Злотник, основоположник белорусской школы нейрохирургии, часто говорил на совещаниях и семинарах: «Нейрохирургия — это 102 % летальности». На резонно возникающий вопрос, почему 102 %, отвечал: «Потому что умирают все пациенты плюс некоторые их родственники. От горечи потери». Давно это было. К счастью, сейчас даже при тяжелейших черепно-мозговых травмах нет 100-процентной смертности. А при некоторых заболеваниях по нашему профилю мы приближаемся к нулевой отметке.
— Вы же понимаете: выжить после операции на мозге — это одно, куда важнее не стать растением.
— И в этом смысле мы движемся вперед. Есть методики, позволяющие оперировать с хорошими результатами.
— Почему тогда больные уезжают лечиться за границу?
— Есть деньги, значит, есть выбор. В ряде случаев определяющую роль играют условия пребывания в клинике. Они отличаются, и не в нашу пользу. Факт общеизвестный. К примеру, в нашей больнице сейчас ведется реконструкция неврологического корпуса, где, собственно, мы ранее и работали. Временно переехали в другое здание. На одном этаже — операционные, ординаторские, палаты, подсобные помещения. Условия стесненные. Палаты 5–6-местные, женский и мужской туалеты — по одному на все отделение. В зарубежных клиниках, куда едут граждане Беларуси, созданы шикарные условия. К тому же каждому пациенту полагается сиделка. А в нашем отделении — две санитарки. На всех.
— Многие зарубежные клиники позиционируют себя примерно так: у нас самые лучшие врачи, оборудование и методики лечения. Можно им верить?
— Ваше право. Но мы, нейрохирурги, прекрасно понимаем: если у человека неоперабельная злокачественная опухоль, лечись хоть в Канаде, хоть в Америке, хоть в Израиле… Помните Жанну Фриске? Рак головного мозга. Оперировали в США. Там же проходила реабилитацию.
— Была же надежда на выздоровление…
— Куда же без нее? Мое мнение: врач должен давать надежду даже самому безнадежному пациенту. Когда больной приходит к доктору, то улавливает каждое его движение, интонации в голосе. Пациент видит все из-за обостренного восприятия действительности. Предположим, приносит он снимок (результат компьютерной или магнитно-резонансной томографии), посмотрел его врач — все не так уж плохо. Однако не проследил за своей мимикой, нахмурился, головой покачал. Положил снимок на стол, вздохнул и сказал: «Ну что ж, идите домой». Не дойдет он — в кабинете рухнет, не исключено, что замертво.
И наоборот, на снимке настолько драматичная картина, что непонятно, как вообще пациент еще держится. Но доктор говорит: «Есть нюансы, определенные сложности. Но можно начинать работать. Бороться». И человек еще поживет.
— По-вашему, общение с больным — это основа лечения?
— Именно так. Да, технически врачи обязаны быть на высочайшем уровне. Но этические моменты не менее важны. От врача зависит, будет ли пациент лечиться, станет ли выздоравливать. Или, наоборот, проблемы останутся, а то и усугубятся, несмотря на то что хирург по своей части сделал все от него зависящее и операция прошла успешно. Пациенту плохо, хотя так не должно быть. А все потому, что доктор не вселил надежду.
Почему я так верю в мозг? Потому что энергия мозга уникальна. Известны случаи, когда выживали пациенты, на которых медицина поставила крест. Но они верили в исцеление и живут до сих пор.
Человеческий организм способен сам себя уничтожить или защитить.
— Возвращаясь к общению врачей и пациентов. Больные люди могут повести себя неадекватно. Доктора не всегда могут сдержаться…
— А должны — профессия обязывает. Мы давали клятву Гиппократа. В отделении всегда своим врачам напоминаю: «Как бы высоко ни ставили вы себя в сравнении с асоциальным пациентом, не забывайте: прежде всего он больной, а вы — доктор. Если не понимаете этого, есть много других прекрасных профессий».
Медицина — это боль: душевная, физическая. И эту боль постоянно будут на тебя выливать пациенты и их родственники. Если ты не готов, реагируешь излишне эмоционально, неадекватно, надо уходить. Некоторые понимают, меняют профессию — и это благо. Когда остаются — черствеют душой, у них портится характер. Вот с такими докторами очень тяжело пациентам, вынужденным с ними контактировать. И мечутся бедные больные от одного врача к другому.
— Вы знакомы с такими врачами?
— Доводилось. Все мы — пациенты. Врачебная шутка: нет здоровых людей, есть недообследованные. Недавно мне вырезали аппендицит. Будучи пациентом, совсем по-другому смотришь на врачей, средний и младший медперсонал, организацию работы отделения. Честно скажу: неприглядно порой выглядит. Возможно, в ряде случаев неуважительное отношение к больным и толкает наших пациентов на лечение за рубежом. Там есть один важный нюанс: медперсонал не может позволить себе грубо отнестись к пациенту, даже если он неврастеник или наркозависимый.
Врач не скажет: «Не учите меня лечить», а санитарка во время влажной уборки не смажет человека по ногам и не будет указывать, когда можно пройти по вымытому. Если такое случилось, ни санитарка, ни медсестра, ни врач завтра в этой клинике работать не будут. На их место претендуют, условно говоря, 10 санитарок, 25 медсестер, 125 врачей.
— Нерадивую санитарку можно уволить…
— …и завтра взять другую на работу. Но где гарантии, что она будет лучше? Младший медперсонал — не те люди, которые читали Бальзака… Хорошо воспитанные и добросовестные — редкое исключение. У нас в операционном блоке сформировался коллектив санитарок, которые отлично выполняют свои должностные обязанности. Не украдут. Не напьются. За 30 лет моей работы это впервые. Каждый день прихожу и стучу по дереву.
— И напоследок про отток нейрохирургов за рубеж. Уезжают?
— Есть такая тенденция среди молодежи. Сейчас уезжает нейрохирург, которому еще нет тридцати. Крупных серьезных операций он у нас не выполнял, но на определенном уровне работал уверенно, например, по черепно-мозговой травме. Словом, руки, голова на плечах есть, иностранными языками владеет.
— Остановить не пробовали?
— Что ему скажу? Там предлагают зарплату, эквивалентную 1 500 евро в месяц, а у нас, работая на полторы ставки, он получал 600 рублей.
Тем не менее в нашем отделении работают опытные квалифицированные врачи. Есть талантливая молодежь, которая, надеюсь, задержится. Мы не вечны.
И очень не хотелось бы, чтобы после моего ухода, ухода коллег моей возрастной категории говорили: «В пятой клинике не к кому больше идти». Не хотелось бы, чтобы стало отделение посредственным и школа профессора Эфраима Исааковича Злотника ушла в небытие.
Важно, чтобы в коллективе оставались лидеры, готовые взять на себя сложную работу и выйти победителями. Тогда отделение будет жить, не распадется, будет на слуху. И будет иметь соответствующий статус у пациентов.
Автор материала: Ольга Григорьева
Читать полностью: https://minsknews.by/moya-pozitsiya-aleksandr-baranovskiy-vrach-dolzhen-davat-nadezhdu-dazhe-beznadezhnomu-patsientu/